Глава 36. Футурологический прогноз успешной политической карьеры Ельцина
— Юрий Володарович, отчёт готов, как договаривались, присылайте стенографиста, — доложила по команде начальник лаборатории футурологии, воспользовавшись служебным телефоном.
— Я сам приеду, возьму только рукописный вариант отчёта отдела, куда, если потребуется, внесу некоторые правки с ваших слов, писать ничего не надо.
Ждать пришлось недолго. Уже через полчаса служебная машина доставила Дормидонтовича в отдалённый офис его отдела.
— Ну, что вы нам поведаете интересного, Елена Олеговна? — без лишних церемоний поинтересовался начальник, едва переступив порог.
— Для организации, интересы которой я с недавнего времени представляю, у меня только неутешительные новости: выборы закончатся полным провалом для многих первых лиц от коммунистической партии. Я бы стенографисту этот листок не показала бы, но вам я не буду диктовать написанное, читайте, — Алина протянула брошюру без обложки и титульных листов, свидетельствующих о названии и дате выхода в свет документа.
— У вас, я смотрю, своя типография объявилась? Даже без эксперта видно, что ваша пишущая машинка не принимала участия в издании данного документа — шрифты не те. Что это за документ?
— Если я скажу, что это итоговый протокол избирательной комиссии, которая по факту ещё не заседала, но я каким-то образом его умудрилась купить в ближайшем киоске, вы мне всё равно не поверите.
Дормидонтович рассмеялся шутке. Затем, внимательно просмотрев списки, отметил:
— Раньше я бы удивился, но после радиоуглеродного анализа вашего нового платья… Тем не менее, этих двух клоунов от демократии: Гдляна и Иванова — вы зачем включили?
— Они наберут больше голосов, чем товарищ Ходырев от Ленинградского исполкома.
— Да не может этого быть! А товарища Соловьёва из Ленинградского обкома я почему не вижу?
— Он не пройдёт.
— Это почему же?
— Потому, дорогой мой Юрий Володарович, что товарищ Горбачёв слишком заигрался в демократию. Я понимаю, что он хочет сконцентрировать в своих руках партийную и государственную власть, как это было при товарище Сталине, «взвалив» на себя пост Председателя Верховного Совета СССР. Это слишком много для одного человека в условиях коммунистической действительности. Старые члены Политбюро никогда не позволили бы ему это сделать, помня о том, чем это может кончиться для страны, вот он и заигрывает с народом в популизм.
— Вы слишком негативного мнения о Михаиле Сергеевиче. Не советую вам его высказывать вслух кому-либо другому. Расскажите, чем вы руководствовались, включив в список избранных народных депутатов Бориса Николаевича Ельцина?
— Тем, что он по моему футурологическому прогнозу наберёт в своём избирательном округе около девяноста процентов голосов.
— Вы думаете, что он настолько популярен в Москве? Вы полагаете, что москвичи столь наивны, что приняли за искреннюю заботу о своём благополучии пару «выборочных» посещений продовольственных магазинов, куда накануне со складов «случайно» отпустили неприглядную продукцию? По всей стране знают, что в Москву в ущерб остальным регионам поставляются самые лучшие продовольственные товары. Заехал бы сначала бывший первый секретарь горкома в один из магазинов области, а ещё лучше — в соседнем областном центре, полюбовался бы пустыми прилавками, а потом сравнивал бы ассортимент! Его заявление о «скудности» прилавков московских магазинов — плевок в сторону населения окрестных регионов, вынужденных совершать регулярные продуктовые вояжи на электричках в Москву. Стоило только первому лицу города денёк покататься в метро в сопровождении «случайно» оказавшихся рядом корреспондентов «независимой» московской партийной прессы — и на тебе результат! Вы разве не понимаете, что это неприкрытый популизм? А с чем он идёт на выборы? «Борьба с партийными привилегиями»! Это забавно слышать от человека, всю жизнь ими пользовавшимися и начавшим упорную борьбу с ними сразу после их лишения! Любой нормальный здравомыслящий человек поймёт двуличие Ельцина. Это политический труп, пока ещё изрядно смердящий. Видели вы, как он преданно смотрел в глаза товарищам Горбачёву и Лигачёву на ноябрьском пленуме 1987-го года, оплёвывавшим его с высокой трибуны словами, самыми мягкими из которых были «Борис, ты неправ». Вся его последующая деятельность была направлена на получение политической реабилитации, не добившись которой, он даже пытался покончить жизнь самоубийством. Народ от него отвернулся. Вспомните, как он в прошлом году безуспешно пытался стать делегатом XIX-ой партийной конференции от почитающих его, по вашим словам, Москвы или Свердловска, и лишь случайно, образно говоря, вскочил на ступеньку последнего вагона уходящего поезда, получив неожиданное приглашение от плохо знающей его Карелии. Над ним смеются в Свердловске. Знаете, как в народе называют воздвигнутое им высотное здание Свердловского обкома партии, ставшим самым высоким обкомом в стране? «Членом КПСС»! Очевидно, вы думаете, что Ельцина поддержат демократы, митинги которых он разгонял в Москве, будучи секретарём горкома? Вы хоть знаете, как Борис Николаевич заслужил доверие партии и попал сначала в депутаты Верховного Совета СССР, а затем на работу в Москву? Только лишь благодаря лихо выполненному партийному поручению — сносу особняка инженера Ипатьева, где в 1918 году большевиками была расстреляна царская семья! А как был снесён этот особняк? Это поручение Политбюро ЦК КПСС от 30 июля 1975 два года не решался исполнить даже бывший глава Свердловского обкома партии товарищ Рябов, несмотря на разгар так называемой «эпохи застоя», за что и пострадал. А Борис Николаевич выполнил его в одну ночь, в полной тайне, чтобы общественность не успела организоваться на охрану памятника молчаливого свидетельства большевистской жестокости. За этот «подвиг» ему даже простили вспышки сибирской язвы в результате утечки бактериологического оружия после взрыва в одном из засекреченных военных городков области. Нет, к демократам Ельцину путь закрыт!
Дормидонтович ещё долго продолжал бы свойственный его манере монолог, в ходе которого он отвечал на поставленные самим же вопросы, но Алина его прервала:
— Вы не понимаете сложившейся политической обстановки. Коммунистическая партия, благодаря Горбачёвской гласности, впервые решилась провести альтернативные выборы. Народ же давно утратил веру в честность подсчёта голосов, наученный фантастическими отчётами о проведённых выборах, когда на них не приходили семьями, а в газетах появлялись цифры с фантастической активностью избирателей в девяносто девять и девять в периоде процентов. Ни для кого не является тайной, что оставшиеся бюллетени просто опускали в урны после закрытия избирательных участков, поэтому многие избиратели, выражая молчаливый протест, уносили бюллетени с собой, используя их по назначению в туалетах. Народ не понимает серьёзности происходящего и готов посмеяться над демократическими нововведениями, смотря на предстоящие выборы, как на цирковое представление, где можно вволю порезвиться, вычёркивая кандидатов от партии. Этим своеобразным волеизъявлением народа, пытавшегося выразить недоверие честности подсчёта голосов, воспользуется Ельцин и пройдёт в народные депутаты.
Наступила минута молчания, в ходе которой Дормидонтович пытался сформулировать мысль.
— Понимаете, Елена Олеговна, вы человек у нас новый, и не знаете особенностей нашего бытия. Мы должны докладывать то, что более всего хочется услышать начальству. Если произойдёт что-либо не так, оно нас простит, списав невязку на особые обстоятельства, но если вы попытаетесь вставить что-либо некрасивое, и это, не дай Бог, не произойдёт, вас будут обливать помоями на всех совещаниях, обзывая паникёром, непрофессионалом и разными другими словечками, не достойными вашего нежного женского слуха.
— Если вы считаете мои умозаключениями ошибочными, издайте их отдельным приложением к вашему исключительно научному предвидению будущего. Будущее непознаваемо гаданием, даже научным — оно либо произойдёт, либо нет. Я вам предлагаю вариант, который произойдёт, если мы на него никак не будем влиять. Если вас он устраивает, надо просто немного подождать, если нет — надо действовать, причём немедленно, хотя есть и другие варианты, но это уже того порядка, когда дела пойдут совсем плохо. Проще подкорректировать будущее, нежели прошлое.
— Вы так уверены в себе, что становится страшно. История — наука политическая, причём настолько, что полностью зависит от правящего ныне правительства. Если сегодня содеянное — благо, это далеко не значит, что таковым оно останется завтра, особенно если поменяется власть. Если ваши прогнозы сбудутся, становится страшно за судьбу нашей страны. Я вам советую не публиковать футурологического прогноза — это может привести к очередной резне всесоюзного масштаба.
— Я этого и боюсь, так как вижу глубокие потрясения, не познаваемые в нарушенной ламинарности временных течений. Неожиданно с будущей осени время стало турбулентным, словно какие-то черти взбаламутили тихий временной омут.
— Странно слышать сослагательное наклонение от учёного вашего уровня.
— Но не от футуролога. Пытаясь познать время, я совсем запуталась в том, что свершилось, и том, чему ещё только предстоит свершиться. Что касается моёго отчёта, его я обязана вовремя передать вам, как своему непосредственному руководителю. Если вы его потеряете, вы снимете с меня ответственность за судьбы людей, но не советую вам этого делать, так как вас уволят. Более того, я вам советую откорректировать отчёт отдела согласно моим исследованиям, что возвысит вас в глазах начальства. Никакого подвоха нет. Я имею свои интересы, не связанные с карьерным ростом в вашем институте, и не претендую на чьё-либо место. Достигнуть моих интересов проще всего, работая на Крючкова, поэтому у меня нет причин подсовывать недостоверные данные.
