Глава 4.5. В ожидании новой катастрофы
Сеанс радиосвязи прошёл успешно. Ягве, потрясенный рассказом Евы о свершившейся катастрофе, не сразу среагировал на сообщение, что нечто подобное грозит Земле. О грозящей опасности пришлось упомянуть дважды. Немного подумав, Ягве предложил для начала установить на летательный модуль телескоп, чтобы, подняв его выше облаков, рассмотреть последствия катастрофы и рассчитать траектории полёта её обломков. Лишь после этого следовало принимать то или иное решение. Это мнение было одобрено всеми землянами эдемского происхождения и принято за основу к дальнейшим действиям. Кроме того, этот план действий поддержали и эклиптиане.
Решено было Мнемозину телепортировать к Ягве, с тем, чтобы помочь ему в подготовке необходимого оборудования. Эммануил выразил желание осуществить перелёт на летательном модуле. Мнемозина, как это и предполагалось, добралась до места назначения первой, где с удивлением узнала, что Ягве не обладает физической силой, он всего лишь сгусток энергии, и почти всё, связанное с физическим воздействием, пришлось делать ей одной.
Эммануил частично испытал те впечатления от полёта, которые недавно испытала Мнемозина. На этот раз было принято решение лететь на максимальной высоте, где сопротивление воздуха было значительно ниже и аппарат мог развивать максимальную скорость — теперь именно скорость стала наиболее важной компонентой полёта. На минимальной высоте прошли лишь последние сто миль — на снижении перед посадкой. Но и этот ничтожный отрезок пути сумел произвести глубокое впечатление на Эммануила, сумевшее даже отвлечь его от постоянно терзающих тяжёлых мыслей о предстоящей катастрофе и неприятные ощущения от низкотемпературной плазмы двигателей.
Пока телескоп устанавливали на летательный модуль, Ягве просмотрел видеозапись столкновения Фаэтона и Армагеддона, сначала в обычном, потом замедленном темпе. Адам поинтересовался впечатлением от увиденного.
— Это невероятно, но мне показалось, что при замедленном воспроизведении я видел сейсмические волны. Настоящий шторм при полной тишине. Если произойдёт столкновение Земли с осколками Армагеддона, следует обратить особое внимание на защиту именно от сейсмических волн. На мой взгляд, здания наших лабораторий не выдержат настолько сильных сотрясений грунта, несмотря на всю их сейсмостойкость. Кстати, о звуке. Вы его забыли включить в начале записи? — Вопросом закончил свой отчёт Ягве.
— Звук был включён. Ты, очевидно, забыл, что звук передаётся продольными колебательными волнами, распространяемыми в веществе. В космосе, откуда была произведена запись, вакуум, то есть, полное отсутствие вещества, способного передать звук, — прокомментировал Адам.
— Да, совсем забыл элементарные истины! Очевидно на меня повлияли просмотренные на Эдеме художественные фильмы о подобных катастрофах. Они всегда сопровождались обилием звуковых эффектов.
— Признаться, я тоже ждал взрывов, однако единственным звуком является удар обломка Фаэтона по спутнику-автомату, проводившему видеорепортаж, его гибель.
— Эклиптиане не зря пожертвовали спутником. Цена его, видимо, огромна, но добытая информация воистину бесценна, особенно для нас. Мы теперь знаем, что источником опасности могут быть и сейсмические волны, от которых не скрыться даже на противоположной удару стороне планеты. Нам не только следует определить точку удара и быть подальше от неё, но и поднять всё что можно в воздух. Надо свернуть обе наши лаборатории и загрузить их на летательные модули.
— Но ведь в инструкции написано, что они полностью защищены от сейсмического воздействия.
— Ты представляешь высоту сейсмической волны, если её было видно из космоса? Нет, такого не выдержит ни одна, даже сверхзащищённая лаборатория.
С такими убедительными доводами нельзя было не согласиться.
Наконец телескоп был установлен. В воздух решили подняться все вместе. Конечно, чтобы хорошо разглядеть осколки, лучше всего было выйти в космос, однако летательный модуль не позволял такой возможности. На нём, в силу конструктивных особенностей, нельзя было подняться выше ионосферы. Впрочем, как оказалось, вполне достаточно было достичь верхней кромки облаков. Там стабилизировали летательный модуль относительно неподвижных звёзд, ввели параметры поиска в компьютер контроллера телескопа, включили монитор, отстроились от помех…
То, что открылось взору присутствующих, было прекрасно. Всё поле монитора было буквально усеяно широкими светящимися параллельными полосками, выделяющимися на фоне более мелких точек.
— Никогда не видела одновременно столько комет в одном месте, да ещё на таком ограниченном участке неба, — не скрывая восхищения от увиденной красоты произнесла Ева.
— Кометы — это осколки Армагеддона, — пояснила Мнемозина.
— А эта продолговатая облачность, очевидно, всё, что осталось от Фаэтона, — добавил Эммануил, — только космическая пыль и астероиды.
— Попробуем увеличить изображение до максимально возможного, — предложил Ягве.
— Как я понимаю, осколки Фаэтона нам не угрожают, так как все они продолжают двигаться вблизи бывшей планетарной орбиты. В первую очередь следует обратить внимание на кометы, — высказал своё мнение сидевший за компьютером Адам и, не дожидаясь ответа, высветил на мониторе в предельном увеличении область, занятую осколками Армагеддона.
Он последовательно захватывал визиром кометы и давал компьютеру команды на отслеживание и вычисление их траекторий. Дело это было достаточно растянутым во времени, что зависело не только от большого числа осколков, но и от сложности вычислительного процесса, ведь для получения точных параметров орбиты необходимо было достаточно длительное наблюдение за объектом. Так как скорого результата ожидать не следовало, остальные члены экипажа стали вести беседы на отвлеченные темы. Разговаривали обо всём: об истории планет, о перёлете на Землю, об особенностях животного и растительного мира Земли…
Закончили разговором о вычислительной технике. Эммануил поинтересовался устройством компьютера и его быстродействием. Так как Адам в это время был до предела загружен работой, на его вопрос ответила Ева, лучше Ягве разбирающаяся в компьютерных технологиях:
— Работа первых компьютеров основывалась на обработке электрических импульсов, кодировавших цифровые и символьные значения двоичным кодом. Информация по шине данных поступала в процессор, который ею манипулировал в зависимости от той или иной команды. Быстродействие зависело от многих параметров, среди которых основными являлись тактовая частота процессоров, их количество, рабочая частота шины данных, число её каналов. Эти компьютеры не обладали высокой производительностью. Чтобы её повысить, вначале пошли по пути увеличения тактовой частоты. К сожалению оказалось, что беспредельно повышать её невозможно. Выявились ограничения, связанные с физической природой электрического тока. Уперлись в тупик в районе высоких частот СВЧ-диапазона. Дальнейшее повышение частоты сопровождалось сильным тепловым излучением. Увеличение рабочей частоты шины данных имело ещё более низкий частотный предел, так как она, изначально, в силу конструктивных особенностей, не могла превышать некоторой доли тактовой частоты процессора. Поэтому вынуждены были пойти по пути распараллеливания вычислительных процессов. Наиболее рациональным здесь оказался путь наращивания числа процессоров. Увеличение канальности шины данных сопровождалось серьёзными конструктивными переработками всех комплектующих компьютера. Это был самый дорогой путь увеличения производительности, но и он прошёл ряд этапов, связанных с удвоением числа каналов: сначала 8, затем 16, 32, 64 и так далее… Всё это приводило к увеличению размеров компьютеров и выглядело нелогично в эпоху всеобщей миниатюризации. Необходим был качественный скачок в принципах работы вычислительной техники, и он нашёлся. В качестве генераторов тактовой частоты стали применять лазеры. Создали процессоры нового поколения, обрабатывающие не электрические, а оптические импульсы, элементы памяти, микросхемы, работающие по тому же принципу. Появились технологии, позволяющие выращивать кристаллы, сочетающие в себе все эти элементы. Компьютеры стали состоять из нескольких кристаллов, соединенных тончайшими оптоволоконными нитями.
— Могли бы вы показать кристаллы? — поинтересовался Эммануил.
— К сожалению, нет, так как любое внешнее освещение является помехой в работе компьютера. Кристаллы находятся в герметичном корпусе, экранирующем от любых внешних потоков электромагнитной энергии рабочего диапазона частот. Без корпуса работа компьютера невозможна. Чтобы увидеть кристалл в работе, надо иметь корпус, в который можно войти. Такие корпуса крайне редки и изготовляются только в лабораториях, занимающихся усовершенствованием компьютеров. Я как-то видела учебный фильм о работе кристаллических элементов компьютера. Это было незабываемое зрелище! Кристаллы переливались бесконечным количеством оттенков цветов. Воистину, это был танец цвета, не хватало только музыки, — Ева сделала длительную паузу, вспоминая когда-то виденное зрелище.
— Судя по вашему мечтательному виду, это должно быть красиво, — предположила Мнемозина. — К сожалению, люди Эклиптики не различают цветов. Мы их видим в оттенках серого. Зато мы хорошо видим в темноте.
Ева опомнилась и сменила позу. Она поняла, что некорректно рассказывать другим людям о красоте вещей, которую они физически не могут воспринять.
— А на каком принципе работают ваши компьютеры? — спросила она, чтобы вернуться к отложенной теме разговора.
— На первом этапе наши пути полностью совпали, — тут же ответил Эммануил, — однако далее мы пошли не по пути наращивания тактовой частоты, а по пути моделирования процесса обработки сигналов, аналогичному процессу, происходящему в нейронах нервной системы биологических объектов.
— Вы создали нейрокомпьютер? — неожиданно подал голос молчавший до сих пор Ягве.
— Можно это назвать и нейрокомпьютером. Мы смоделировали головной мозг человека, сделали его управляемым и самообучающимся.
— И создали андроида? — перебила его Ева.
— До этого дело не дошло. Наши законы запрещают использовать тела человека в качестве подопытного материала.
— А если тело клонировать или создать с помощью генной инженерии? — уточнила Ева.
— Наши познания в области генной инженерии не позволяют нам иметь искусственный подопытный материал, поэтому не было прецедента для пересмотра этих законов.
— Давайте объединим усилия, — обрадовалась неожиданно возникшей идее Ева. Наши законы разрешают проводить исследования над клонированными телами. Мы обладаем познаниями в области генной инженерии, позволяющими смоделировать тело любого животного. Однако мы можем вложить в тело только инстинкты, но не разум. Мы уже сгенерировали несколько существ, они живут в вольере за оградой одной из наших лабораторий. Смоделированное тело способно обучаться, пользуясь инстинктами самосохранения и продолжения рода, но не обладает абстрактным мышлением. Если бы клоны могли мыслить, мы бы создали на планете новую цивилизацию.
— Вот этого делать как раз не следует. Наши законы приняты не случайно, а на основе анализа проб и ошибок поколений. Нейрокомпьютер — вещь опасная. Пока он полностью от нас зависит, он будет выполнять все наши команды. Как только он поймёт, что может обходиться без нас — жди беды, — предостерёг Эммануил.
— Это почему же? — удивилась Ева.
— Он возомнит, что мы его нещадно эксплуатируем, посчитает нас ненужным придатком, ущемляющем его свободу, и попытается от нас избавиться.
— Вы сгущаете краски, нейрокомпьютер всегда можно отключить.
— Не забывайте, что эта вещь самообучаема. Рано или поздно нейрокомпьютер научится обеспечивать себя резервным питанием на случай отключения. У вас случались казусы, когда какой-нибудь механизм становился неуправляемым?
— Да, у нас были случаи, когда механизмы шли вразнос, что приводило к авариям.
— Вот и прикиньте, что созданные вами андроиды с функциями мышления станут настолько умными, что придумают оружие, способное уничтожить своего создателя!
— Есть множество способов воздействия на биообъект, чтобы подобного не произошло, например, вложить в мозг новый инстинкт. Мы уже проделывали на некоторых особях эксперимент с инстинктом преданности хозяину, получились обнадёживающие результаты, хотите ознакомиться?
— Нет, спасибо. Наша позиция в этом вопросе будет неизменна.
Воцарилось долгое молчание.
— Боюсь, что на данном этапе наша полемика беспочвенна. Ещё неизвестно, останется ли кто-нибудь из нас жив после столкновения с обломками Армагеддона, а если нам повезёт, будут ли целы приборы, — пессимистично заметил Ягве, чем навёл уныние на окружающих.
В это время Адам доложил о готовности сведений для расчёта полёта осколков. Посторонние разговоры мигом прекратились, и взоры переключились на Адама. Все полны были надежды услышать хоть какие-нибудь утешительные сведения.
С чего начать: плохого или хорошего? — пошутил он, одновременно приглашая сконцентрировать внимание на предстоящем докладе.
— Давай, с хорошего, — предложил Ягве, стараясь переключить беседу в оптимистическое русло.
— Самый крупный осколок, из перечня тех, что могут угрожать Земле, в диаметре чуть более десяти миль. Теперь плохое: вычисление его траектории и точки столкновение возможно только на компьютере одной из лабораторий, так как бортовая техника «прошита» таким образом, что может решать только задачи управления полётом.
— Тогда что мы ждём? К ближайшей лаборатории! — скомандовал Ягве.
Через некоторое время летательный модуль приземлился у лаборатории биологического синтеза. Эклиптиан пригласили зайти внутрь, но оба инопланетянина предпочли остаться снаружи, сославшись на недомогание. Ягве догадался, что это ощущение могло быть вызвано защитным экраном, и попросил Адама отключить подсветку оптоволоконной плёнки. Мнемозина и Эммануил сразу же ощутили прилив сил, согласившись пройти к компьютеру.
— Может переключим дисплей на работу в специальном режиме, предназначенном для гостей? — предложила Ева.
— Хорошая идея, — похвалил её Ягве.
— Чей образ тогда подобрать для проведения презентации?
— Заводи Иордана, пусть он отныне будет представлять интерфейс компьютера этой лаборатории, а для лаборатории биологических исследований предлагаю ввести образ Атлантиды.
— Это ты хорошо придумал, заодно у нас появится ощущение, что друзья до сих пор с нами, — поддержал идею Адам.
Как только Ева набрала какую-то команду, в центре зала появился голографический образ Иордана.
— Здравствуйте земляне, компьютер лаборатории биологического синтеза готов к работе.
— Отныне называй себя Иорданом, — ввела Ева голосовую команду.
— Задание принято, — ответил «Иордан».
Ева подключила кристалл с данными наблюдений телескопа за траекториями осколков Армагеддона.
— Иордан, требуется рассчитать, угрожают ли эти осколки столкновению с нашей планетой.
— Задание принято…
Пока «Иордан» стоял в позе мыслителя, Ягве объяснил гостям, что Иордан, это член экипажа метагалактического корабля, прибывший с ними на Землю, но отправившийся в обратный путь.
— Здравствуйте, Иордан, люди эклиптики рады встречи с вами, — поприветствовала компьютер Мнемозина в надежде услышать ответ.
Голографический образ Иордана продолжал стоять в позе мыслителя, не реагируя на приветствие.
— «Иордан» реагирует только на голосовые команда эдемлян, — прокомментировала Ева нежелание компьютера вступить в диалог с эклиптианкой.
Мнемозина смутилась, посчитав свой поступок глупым.
— Ответ готов, — включился «Иордан». — Осколок номер шесть упадёт на Землю примерно в трех тысячах миль восточнее лаборатории. Для определения более точных координат падения требуются дополнительные наблюдения. Ориентировочное время до столкновения — земные сутки.
— Спасибо, Иордан. Что ж, сведения неутешительные. У нас ещё есть некоторое время, чтобы подготовиться к предстоящей катастрофе и минимизировать её последствия не для Земли, к сожалению, а для нашего оборудования. Предлагаю разойтись и начать готовить технику к эвакуации, — подытожил Ягве.
— Эвакуации… Куда? — спросила Ева.
Этот вопрос остался без ответа.
